Сообщение, не относящиеся к теме

Сообщение, не относящиеся к теме

а кто это?

Сообщение, не относящиеся к теме

— Почему никто из вас, журналистов, не говорит о том, что на самом деле происходит в армии? О пьянстве, мародерстве, о том, как люди и техника гибнут ни за грош! Об этом писать надо! — этот полный возмущения спич Татьяны во время нашей первой встречи стал поводом для второй

Волонтер Татьяна Рычкова — одна из немногих, кто имеет моральное право рассказывать не только о героях и подвигах, но и об обратной стороне войны. Она не просто ездит в зону АТО с весны, когда ее муж Вадим ушел на фронт добровольцем. С тех пор 25-я аэромобильная бригада, где он воевал, стала ее главной подшефной. Но, кроме как о 25-й, она говорит «мои ребята» и о бойцах из других бригад, ведь Таня помогает многим, особенно тем, кто оказывается в горячих точках. Особенность этой женщины в том, что она ездит туда, куда не решаются отправиться многие другие волонтеры: «Езжу в самую жопу. Ведь должен же кто-то», — кратко характеризует свои подвиги сама Татьяна. Вот так, нарезая штабелями правду-матку, и живет Рычкова — «своя в доску» для бойцов на передовой, «языкатая бестия» для тех вояк, которые пытаются нажиться на войне, и «штандартенфюрер в юбке» в гневных пасквилях сепаратистов в интернете. На деле же все наоборот: вместо юбки — камуфляжные брюки, а вместо «фюрера» — красивая женщина с нежной душой, которая, скрываясь за мощью энергии, тихонько кровоточит: уже несколько месяцев, как нет больше в живых ее Вадима. Как и многих других из тех ребят, которые успели стать почти родными…

Задача — выявить мошенников

Таня подвергает жесткой критике армию и военные порядки в стенах Министерства обороны. А именно — в кабинете у советника президента по вопросам координации волонтерского движения, ее друга и соратника, а по совместительству создателя организации «Крылья Феникса» Юрия Бирюкова. К моменту моего прихода разговор здесь шел о недавно созданной Ассоциации волонтеров — довольно занятный повод для начала интервью.

— Вопрос в том, что теперь же всех волонтеров приравняют к участникам АТО, но это неправильно! Я туда езжу, Юра ездит, — кивает Таня на Бирюкова. — Знаю, девчонки-медики бывают в самом пекле, причем не хотят светиться… А кто-то пачку сигарет привезет в Краматорск, который тоже в АТО числится, — и что, он участник боевых действий? Ассоциация должна разобраться, кто ездит в зону АТО, а кто нет, и почему, и как часто. А то сейчас всем подряд раздадут звания…

— Какие еще функции будут у этой ассоциации? — переключаю Таню на отдельную беседу.

— Волонтеров нужно объединить, потому что у нас многие занимаются всем, что бог на душу положит. Они покупают миллионы бинтов, какой-то ваты, пластырей, которые нам и так дают спонсоры, понимаешь? — она мгновенно переходит на ты, вовлекая собеседника в процесс обсуждения. Но порой склонна к гиперболизации в примерах. — Есть те, кто закупил миллиарды комплектов белья для бригад ВДВ. А у нас нашелся спонсор — и это термобелье есть. Но они его везут в части, отдают, у ребят уже по три комплекта. Хотя это нужно артиллеристам или механизированным бригадам. Надо их всех объединить, чтобы координация была, а то сумасшедшие деньги порой непонятно на что тратятся. Вон мешков с картошкой навезли, а сейчас морозы, она портится. И кто им подскажет?

— Еще страшнее для нашего общества сегодня лжеволонтеры…

— Волонтеры мне звонят и рассказывают о том, что в Западной Украине женщина собирала на тепловизоры. Собрала не на один и испарилась. А потом — хоп! — появилась в Днепропетровской области. Вот чтобы люди отличали, кто есть кто, и нужна Ассоциация. Там можно будет пробить по спискам, есть ли такой волонтер на самом деле. Или, если люди захотят помочь, например, 92-й механизированной бригаде, они звонят, а у нас есть человек, который постоянно к ним ездит и знает, что там надо, — это Таня Бедняк…

Но тут надо учитывать и такой опыт. Я бросала клич в соцсети — чтобы собрать всех волонтеров, которые помогают моей 25-й бригаде, чтобы объединиться как-то. Но некоторые не захотели: «Ты вся такая распиаренная, а мы вот будем помогать конкретным Васе и Пете». Но другие, которые возили более крупными партиями, поддержали: «Да, Таня, давай!» Они собирались везти генераторы. Я им подсказала, что генераторы уже есть, а нужен сварочный аппарат. Вот его и купили — все, мы закрыли проблему. Но многие не хотят объединяться. По какой причине, я не понимаю — может, действительно деньги тырят, может, и нам тоже не верят. Но что ты с ними сделаешь, ведь волонтеры — это же не государственная организация! И мошенников выявить непросто.

«Губят БТРы не генералы, а бездари»

Татьяну отвлекает один из присутствующих, и речь заходит о дисциплине среди бойцов.

— Когда моя 25-я стояла в Дебальцево, приехали на БТРе тэрэошники (представители батальона территориальной обороны. — «Репортер»), бухие в жопу! — не на шутку заводится Рычкова от неприятных воспоминаний. — И начали обстреливать наших часовых, прикинь! Хорошо, что там бруствер был и они не навелись нормально. Наши посекли им колеса, выбежала наша разведка, скрутила руки и сдала в ментовку. Менты говорят: бля, вы уедете, что мы будем делать с этими дебилами?

А я когда ехала… И этот… тэрэошник. БТР сбоку, а оно лежит на дороге. Ночь. Зона АТО! Голова у него в крови, я вышла: «Тебе помочь?» — а оно пьяное. Оказывается, ехало это «оно» с выключенными фарами на БТРе, не заметило бетонные блоки вдоль дороги. Размочалило БТР, вырвало ему ось, а само вышло из БТРа и упало. И я его в зоне, где постоянные обстрелы, сопровождаю, еду со скоростью 10 км в час до его гребаного командования. Выходит командование, я им: «Ваша Варя БТР? Ваш идиот пьяный?»

— И что командование? — не верю своим ушам.

— А полковник мне говорит: «А я не знаю, мой это или нет — проверить надо!»

Слушая Татьяну, я вспоминаю пост Бирюкова в соцсети о том, что много техники на этой войне губится, «потому что в армии бездари». Теперь в разговоре выясняется, что и «потому что много пьют». Прошу уточнить.

— А потому что люди никогда не учили устав несения службы во время боя, — охотно поясняет он. — Там прописано, как нужно выставлять технику. Что нужно рассредоточиваться, маскировочные сети навешивать и т. д. Ведь все наши командиры — выпускники военных училищ. А там они должны были это читать, а не получать зачеты за бутылку коньяка.

— Приведите пример таких потерь, — прошу я его.

— Да хоть в Зеленополье, когда был первый обстрел со стороны РФ. В уставе написано, что нельзя ставить технику борт в борт. А ее именно так и выставили. Туда прилетела одна-единственная ракета, которая попала в грузовик с боекомплектом, и потому разнесло все остальное. В этом не виноваты генералы, Генштаб, в этом виноваты командиры среднего звена, которые не проконтролировали, как выставлена техника. И ребят много погибло, потому что водку пили, а не блиндажики копали. Или вот вспомним расстрел 51-й бригады под Волновахой. Я был на месте этого расстрела через три дня. Там не было ни одного блиндажа и ни одного окопа!

— Как это? — такая военная реальность никак не укладывается в моей голове.

— А вот так это. Ребята там просто пили водку и не думали о своей безопасности, пока не нагрянуло. Причем они же там уже месяц стояли — поставили палаточки, их никто не трогал, но вот элементарно окопаться — забыли. И все за этот месяц уже узнали, где они стояли, примелькались по полной. А потом приехали сепары — и расстреляли их. Вот смотрите! — Бирюков подзывает меня к ноутбуку и показывает фотографии, где на выжженной земле лежат свежие гвоздики, видны обломки техники, но действительно нет никаких следов укрытий.

— Это все исходит от ближайшего командования, — считает Таня. — Если командир какой-то роты или взвода сам с удовольствием сидит в компании и квасит, то бойцы будут продолжать пить. Но! Если на законодательном уровне утвердят, что их будут отправлять на гауптвахты, в какие-то исправительные учреждения для военных, то, считаю, это можно исправить.

— Вы эти вопросы поднимаете перед руководством Минобороны?

— И с депутатами Верховной рады я говорила, и с начальником Генштаба. Сейчас эти меры как раз хотят подвести под законодательную инициативу. И я вижу заинтересованность со стороны руководства. Потому что уже многих отправляют в стройбаты. Хотя есть такие, кто умудряется забухать и там. И вот недавно именно в стройбате двое умерли — они что-то там рыли, что-то чинили и умудрились раздобыть водку. Так напились, что все — нет бойцов.

— Если говорить о формированиях помимо стройбатов, то где дисциплина разлагается больше всего?

— В добровольческих батальонах. Потому что часто командиры там все же не бывшие военные и не привыкли к дисциплине, как кадровые офицеры. И это там массово происходит, — понижает она голос, подчеркивая значимость сказанного. — А вот сейчас их присоединили к механизированным бригадам и, думаю, дела больше будет.
Это инициатива нового министра обороны Полторака вызвала волну негатива, насколько мне известно…

— Да, ведь люди у нас любят свободу, особенно невоенные. Не любят подчиняться. Но инициативу считаю очень правильной. Так как порой ребята из добровольческих батальонов не знают, что им делать. Да, они проходили обучение месяц-два. Но в войсках ими все же управляют профессиональные военные. А многие к тому же участвовали в миротворческих миссиях — в Ираке и прочих горячих точках. Это колоссальный опыт. Процесс присоединения уже практически завершен, а недовольные… Побузили и перестали, — смеется Татьяна.

— Кстати, раньше была серьезная проблема — особенно в добровольческих батальонах, но и в ВСУ тоже — с тем, что ребят месяцами не оформляли и они не получали денег. Как сейчас с этим обстоит дело?

— В самом начале такого было больше. Сейчас я могу тебе сказать только о регулярных войсках: везде по-разному. Все зависит от замполита в каждой конкретной бригаде — вовремя ли он подает документы на оформление или ему лень. Знает ли он, какова у него ситуация с персоналом. Вот мне звонит недавно один человек и спрашивает: «Вы деньги получили по смерти мужа?» «Да, — говорю, — получила». «А знаете, почему вы получили? Потому что вы — Таня», — говорит он мне. Но я ему ответила, что я палец о палец не ударила, потому что… Я не могу передать это словами, — переходит она на шепот, тяжело переводя дыхание, и поднимает предательски повлажневшие глаза к потолку.

Пауза.

Вздох.

Эта сильная женщина снова берет себя в руки.

— Мама моя все бумаги мне принесла, я только подписала. А маме документы передал наш бригадный замполит. И так мы, жены всех 12 ребят, кто тогда погиб, одновременно получили деньги. И предыдущие тоже все вовремя получили — ровно через два месяца. И замполит же поручил одному майору контролировать сбор всех необходимых документов, чтобы подавать рапорты о присвоении статуса участников АТО. А если замполит этого не делает, то задача бойцов давить на него. Кстати, добровольцы тоже все идут к своим замполитам, теперь им есть к кому обращаться. Собирайтесь и решайте — и не за себя лично, Васю или Петю, а за всех! Чаще всего эта проблема возникает сейчас в артиллерийских, механизированных бригадах. Мне звонили и просили повлиять на решение различных проблемных ситуаций в 92-й, 93-й, 17-й танковой, в 1-й бригадах. Но, ребята, выносите мозг своим замполитам, я не могу разорваться!

— Это задача командиров — мониторить общую ситуацию: кто где ранен, кто погиб, вести учет людей, — продолжает Таня. — А также заказывать боеприпасы, обеспечение. Сейчас обеспечение уже сравнительно наладилось, но заявки нужно вовремя подавать. У меня был пример — когда на передовой закончилась вода, звонят: «Танюха, привези воду и забери раненого». И комбриг делал то же самое на своем уазике. А есть бригады, где за персонал вообще не переживают и даже не знают, что их минометчики погибли.

— Как часто случается, что человек погиб во время боевых действий в зоне АТО, а в его документах пишут, что это случилось, например, в Запорожье по неосторожности?

— Сейчас реже, чем раньше, но случается. Опять же, это задача замполита. В лом ему оформлять кучу бумажек на рапорт по погибшему — напишет «по неосторожности». А знаешь, как на этой войне «по неосторожности» бывает? Недавно дебилы пьяные на зимней квартире набухались. Один наклонился над тарелкой с едой, второй на него нажал. Выпала подствольная граната — минус шестеро человек. Трое тяжелых, трое убитых, — Таня смотрит на меня пристально, оценивая реакцию. — И пусть они потом не воют, что их военная прокуратура сажает. Такие ведь опасны даже для самих себя! А когда я приехала в Дебальцево, 128-я механизированная гранаты в костер бросала!

— Салют решили устроить?

— Да, — безэмоционально прикуривает она сигарету.

— Если при таких обстоятельствах теряют боеприпасы или технику — кого-то потом наказывают?

— Нет. «Потеря в боевых действиях».

— Значит, просто списывают и все, — констатирую. Таня молча кивает. Потом не выдерживает:

— Но по табельному оружию есть разбирательства, а по боевой технике — нет. И по бронежилетам. А это деньги, блин, государственные. Распинать надо таких! Но ничего, скоро будут разбираться и здесь. А то есть такие, что даже свое же оружие по пьяни дарят. А хоть бы и волонтерам: «Братуха, ты такой классный пацан!» А оружие, отжатое у сепаров, мешками вывозили из зоны АТО. В каких блиндажах это потом будет храниться и где всплывать? Я могу себе только представить, какой разгул преступности может ожидать нас в мирное время. Знаешь, что было после Великой Отечественной? А ведь скоро многие с сорванными башнями вернутся домой. Я-то знаю, сама уже расшаталась.

— Таня, мы начинали разговор с темы распределения статусов. Еще приходилось слышать жалобы от бойцов, что иногда награждают не тех, кто этого заслуживает…

— Да, вон ко Дню украинской армии кому-то дали грамоты, кому-то нет. И уже есть такие бойцы, что ноют: а почему не мне? И справедливо, между прочим, ноют. Ведь и правда вопрос: «Почему?» — если воевали в одном окопе? Нам нужно пересматривать наградную систему в принципе, чтобы все, кто причастен, однозначно получали какие-то знаки отличия, хоть планки на грудь. Иначе человек чувствует себя недооцененным. Кроме того, я видела, как награждали человека — не буду называть кого, — практически не вылезавшего из окопа и сидевшего там увешанным бронежилетами. Но он друг командира и получил орден. И так часто бывает. Думаю, надо, чтобы бойцы сами предлагали кандидатуры на награды от подразделения или взвода. А наверху уже выбирали из предложенных кандидатур.

«Уезжает телеканал — и все грабят супермаркет»

— Сегодня, как мне кажется, идет не очень здоровый процесс, когда бойцы выступают в соцсетях по любому поводу прямо с места боевых действий. Притом подробно рассказывают о расположении войск, публикуют фотографии техники, критикуют планы командования, не всегда разбираясь в сути…

— О, они еще звонят и жалуются. Хотя приказ командира не обсуждается — это раз!

— Но я слышала, что вроде бы есть инициатива упорядочить этот процесс?

— Да. Мы выходили на командование с этой инициативой: забирать у бойцов лишние средства связи, оставлять лишь рации для координации между собой и один телефон для связи с родственниками. Чтобы прекратить этот трындеж. Потому что вреда от него много. И, кажется, нас услышали, эту меру будут вводить в действие после Нового года.

— Таня, именно вы летом организовывали похороны тех 49 бойцов, которые погибли в результате того, что сепаратисты сбили самолет Ил-76 над луганским аэропортом. Недавно суд отпустил под подписку о невыезде генерала Назарова, которого подозревают в халатности. Что вы думаете об этой истории?

— Честно говоря, история очень неоднозначная. Там нужен был козел отпущения, и вот они этого козла нашли. А так ли уж виноват именно Назаров и только ли он один? Я считаю, что там надо дальше разбираться. Кроме того, если мы демократическая страна и у нас можно отпускать людей под залог, то почему нельзя его? У меня только один вопрос: откуда он такие бабки на внесение залога взял (первоначальная сумма залога составляла 365 тысяч гривен. — «Репортер»). А то, что многие, находясь на подписке о невыезде, каким-то образом оказываются в соседней стране, — так это не только в Украине проблема, это во многих странах есть, и не нужно по этому поводу драматизировать.

— Насколько захлестнуло нашу армию мародерство?

— Ох, — вздыхает она с таким видом, что видно — этот вопрос ей давно надоел. — Не хочу, снова будут меня ненавидеть в Нацгвардии и упрекать, что я на территориальную оборону гоню. Но в их среде самое большое число случаев мародерства.

— И что же считается предметом мародерства?

— Техника, — начинает перечислять Таня и тут же осекается, что-то вспоминая. — Вообще, поскольку я с ВДВ дружу, то о них тебе и расскажу. Они после зачистки города должны передавать его другому формированию. ВДВ — это штурмовые группы, они не должны стоять месяцами на одном месте. И вот в Углегорск, например, после моих приходит Нацгвардия — вся такая красивая, экипированная и с телеканалом. Они сразу сняли наш флаг с админзадания, который повесили мои ребята, и на телекамеру водружают его заново! Я это сама видела, мы сидели под зданием, воду пили — офигели! И прикинь, как моим ребятам этот показной героизм? «Это уже четвертый город после Славянска», — говорят мне они. Уезжает телеканал. И что делают нацгвардейцы? Едут грабить супермаркет «АТБ». Я не шучу!!! Тянули сигареты, водку — все. Про тот же донецкий аэропорт тебе расскажу: когда его зачистили еще весной наши, там дьютик (магазин дьюти-фри. — «Репортер») был полный. Так вот за три дня ничего там не осталось, даже воды! Банкоматы тоже вычистили. Один офицер — не будем опять же показывать пальцем — набил себе багажник и бухлом, и баблом и идет к вертолетчикам: «Ребята, помогите переправить это на мирную землю, я хорошо заплачу». Ребята послали его, но он все же нашел способ, как это вывезти! И когда там, в аэропорту, началась настоящая бойня, когда зашла моя 25-ка уже, то как наши возмущались, что эти тварюки сидели там несколько месяцев — и ни одного окопа! Ни одной траншеи для укрытия бронетехники, никаких оборонительных сооружений! Сидели — грабили и бухали, потом вышли. Если бы они укрытия сделали, сколько жизней осенью это спасло бы! А в луганском аэропорту ребята окапывались, и это потом очень помогло держать объекты под контролем наших военных.

Чтоб штаны не спадали

Во время беседы к Бирюкову время от времени заходят сотрудники министерства — советоваться по поводу закупок. Под его руководством силами нескольких человек — в их число входит и Рычкова — сейчас создается госпредприятие, которое будет координировать вещевое обеспечение армии.

— Сейчас только готовим документы для полноценной работы. А заработаем, наверное, весной, — делится планами Юрий. — Но чтобы заменить ту прогнившую систему снабжения, которая сложилась в Минобороны, нам понадобится больше времени.

Он снова углубляется в беседу с очередным специалистом. А я уточняю у Татьяны:

— Чего армии не хватает сейчас?

— Многого. Технику нужно ремонтировать и покупать. А из бытового, что могут привезти волонтеры… Знаешь, ребята просят хлеба, горчицы, сала, лука, хрена. Потому что сухпаек просто есть невозможно — жирное, мерзостное, разогреть нельзя, — морщится она. — Мои приехали в часть — просто исхудали. Пристегивает пистолет — штаны спадают. Мы сейчас ищем производителей на будущее. Нашли — вон суп лежит, например.

Вижу на тумбочке увесистую термоупаковку с гороховым супом. Беру в руки.

— Вот подержи! — предлагает Таня. — Если разогреть не на чем, его можно даже положить себе за пазуху — от тепла тела нагреется, уже можно будет есть. Необязательно греть на горелке. А еще это вкусно! Люди (производители этого супа. — «Репортер») делали сухпайки для шахтеров, для предприятий. А здесь… С самого начала создания нашей армии работает один и тот же производитель продуктов. Почему? Страшно представить, сколько денег там отмыто. И почему он в тушенку высшего сорта вместо говядины кладет свиную шкуру? Не будет класть — мы и с ним будем работать, пусть только перестраивается. А не хочет — мы уже переговорили с другими поставщиками, и те создали такое питание, чтобы есть можно было, и с американской горелкой, а не со спиртовой таблеткой, которую Минобороны вкладывало в паек сверх его стоимости. Ничего, — вздыхает она. — Постепенно мы все это решим.